Отзыв о романе "Хождение к Студёному морю". Татьяна Веретенова

На берегу моря теплого Эгейского читала о море студеном, а точнее о Ледовитом океане.

Приключенческий роман Камиля Зиганшина - продолжение серии о старообрядцах (первые два - "Скитники" и "Золото Алдана") - рассказывает о путешествии в 1957-1961 годах немолодого скитника Корнея Елисеевича Кузовкина из Забайкалья, с реки Алдан до Чукотки и Аляски.

Плюсы: нравственная авторская позиция; энциклопедия жизни русского Севера рубежа 50-60-х, обилие этнографического, географического и исторического материала, описаний охоты и рыбалки, климата и фауны; сильный, умелый, духовный герой; жанр травелога обеспечивает динамику сюжета.

Минусы: искусственная речь персонажей и такая же искусственная композиция; слабый пролог; язык романа можно назвать художественным лишь с определенной долей условности, учитывая, что текст ориентирован на подростковую аудиторию (12-15 лет) и поэтому осознанно стилистически упрощен.

Начало романа вызывает недоумение - как будто оказываешься в середине некой истории. На первой странице автор предуведомляет читателя: "Вы держите в руках книгу, фактически являющуюся продолжением летописи о старообрядцах", и логично было бы ожидать в "Прологе" краткого содержания предыдущих серий. Но нет, читатель не узнает, как Корней потерял ногу (да, все дальнейшее путешествие на Чукотку герой совершает на деревянном самодельном протезе) и за что его должны прощать отец, жена, да и вся семья. События пролога (приезд в скит на реке Глухоманке сватов из Маньчжурии) вообще никак не соотносятся с дальнейшим рассказом, и только к самому концу пролога начинаешь догадываться, кто станет в романе главным действующим лицом. Так что искренне советую будущим читателям (дабы не возмущаться вопросами "Кто все эти люди?" и "Что здесь происходит?") начинать чтение со следующей главы - "Сплав по Алдану".

Поначалу Корней живет в монастыре (которым руководит его старший сын, прозорливый Изосим), мастерит себе протез, учится ходить и изучает в библиотеке книги по географии и карты; там же он сдружился с бывшим учителем географии, знатоком Заполярья Николаем Александровичем (Географом), и вместе они задумывают совместный поход на Крайний Север. Испросив благословения у настоятеля монастыря и у своих родителей (у отца прям-таки перед его кончиной), Корней вместе с Географом отправляется в путь. Сначала они идут пешком по тайге до реки Алдан, затем сплавляются по ней на лодке, на несколько месяцев оказываются на пароходе "Арктика", зимуют на реке Лене во льдах, а от Русского Устья Корней далее путешествует один - до Колымы и далее через Анюйский хребет - на собаках, и заключительный этап до Чукотки - на небольшом почтовом самолете.

Удивительно, что буквально семьдесят лет назад жизнь людей настолько зависела от климатических условий, от успешной охоты и рыбалки. Как разжигают огонь? Некоторые не знают не то что спичек (какие уж там зажигалки!), но и огнива - по старинке пользуются кресалом. Жизнь простая, но не примитивная. Говоря о жизни старообрядцев, Зиганшин показывает их традиции, сохранение устоев, высокую нравственность (жить по "Правилу") и мудрость. Воспитательные интонации (а они, конечно, есть) как раз и стремятся эту мудрость транслировать, однако при этом почти не переходят в назидание. Вот, например наставление (о механизме кармы), которое Корней получает от матери перед своим походом: "... каких бы людей в дороге не встретил, худа никому не желай. Худые мысли по миру погуляют и к тебе же возвернутся".

Роман насыщен исторической географией: многие герои знают (и соответственно рассказывают) про освоение северных земель, про описание северного побережья и создание карт. Это не только Географ, но и Павел Деев в Русском Устье, и учитель Эдуард Юрьевич из Ленинграда, обучающий чукотских детей грамоте прямо в яранге. Географ часами рассказывает Корнею истории об освоении и заселении побережья Ледовитого Океана: "Возьмем, для примера, только август-октябрь 1740 года. Представьте Север того времени. На крайнем востоке страны, в Авачинской бухте, на Камчатке, отдают якоря пакетботы "Святой Павел" и "Святой Петр", прибывшие из Охотска под командой Беринга и Чирикова. В те же дни команда бота "Иркутск", на капитанском мостике которого стоит Дмитрий Лаптев, отважно пробивается сквозь льды вблизи устья Колымы, стремясь к неведомым землям Чукотки. А возле восточного берега Таймыра, сплющенный торосами, идёт ко дну "Якутск". Его экипаж, по решению Харитона Лаптева, направляется по льдам к пустынному берегу полуострова Таймыр и посуху обследует, описывает его".

"Хождение к студеному морю" - прежде всего роман приключений и испытаний, на которые герой решается, увидев в них свое жизненное предназначение. Корней чем-то напоминает персонажей Фенимора Купера и предстает в амплуа супергероя, который не просто смел и удачлив, но многое умеет и готов учиться новому (например, эпизод у кузнеца). Он - врачеватель - лечит оленей (два эпизода), вырывает больной зуб молодому якуту, помогает выздороветь юкагиру с больным кишечником (там и шаман не справился) и даже помогает женщине в родах (вот от этого автор мог бы и воздержаться, какой смысл описывать такое в двух предложениях?). Корней - при всех его навыках выживания и прочих умених - герой-мечтатель (в отца). В Русском Устье председатель артели Григорий Щелканов спросит его: "А на кой тибе та Чукотка?", и Корней ответит: "Не все делается для чего-то. Решил в старости исполнить-таки мечту детства - побывать на берегу Студеного океана и с Чукоткого Носу на Аляску глянуть". И оказавшись на Чукотке, он кричит в небо, обращаясь к отцу: "Отец, ты меня слышишь? Я здесь! Я исполнил нашу мечту!".

Любопытство и неугомонность главного героя делают роман увлекательным, насыщенным (даже, я бы сказала, перенасыщенным) событиями, а динамичный сюжет приводит к тому, что второстепенные персонажи начинают мелькать один за другим, теряя свою индивидуальность. Корнею есть дело до всего: как устроено жилище местных жителей (юрта, чум, яранга), как поймать в реке тайменя, как управлять нартой с собаками, как охотиться в океане на кита. Он все хочет увидеть и испробовать. Отвечая на просьбы новых знакомых, он не скупится на рассказы об увиденном, щедро делится своими знаниями и навыками. Корней проявляет ко всем уважение, сохраняет спокойствие, не поддается панике ни в снежном завале, ни на льдине в открытом море. У него нет страха диких животных, но есть поэтическое возвышенное восприятие красоты природы: он с интересом наблюдает тайфун и полярную ночь, любуется Северным сиянием, приходит в восторг от панорамы, открывшейся ему с вершины Анюйского хребта. Корней - наблюдатель-натуралист, читающий следы зверей на земле и на снегу, вслушивающийся в жизнь природы. Например, он наблюдает за играющим на щепе медведем: ".. на проплешине, усеянной вывороченными бурей деревьями, сидел у комля сломанной ели косолапый. Он передними лапами оттягивал длинный отщеп и, резко отпустив, с уморительным наслаждением вслушивался в произведенный им пронзительно-вибрирующий звук". А пес Борой во второй половине книги становится ему не только верным другом, но и спасителем. На северных просторах у Корнея растет интуиция, появляется прозорливость. "Как? По каким таинственным каналам они получают информацию, для него было загадкой. Впрочем, он и за собой начал замечать, что в этих бескрайних пространствах стал "слышать" на расстоянии. Поднимается на увал и знает, что сейчас встретит росомаху. Дорогу, даже если по ней ни разу не ходил, тоже откуда-то знает".

Корней побывает у якутов, у эвенков (он сам по матери эвенок и знает язык), у юкагиров, у ламутов (эвенов), у чукчей. Коренное население местами перемешано с русским, у многих персонажей русские имена. (А вот старообрядческая община в Русском Устье, новая версия Великого Новгорода, сохранила замкнутость.) Глазами своего героя Зиганшин покадывает образ жизни разных народностей, их язык, промысел, жилье, стойбища, праздники. Один из ярких эпизодов - юкагирский праздник Длинных Дней, и в частности, ритуал кормления огня. "Начался праздник с кормления огня. Ветки для костра были составлены шатром: ни одна из них не должна лежать крест-накрест. Старейшина под низкие, мощные звуки бубна несколько раз просил, обращаясь к солнцу, мира и добра для жителей и гостей стойбища: "Солнце-мать, худое в сторону отведи. Хорошее к нам повороти". - При этом бросал сыну солнца - костру небольшими щепотками сахар, чай, табак, кусочки мяса, рыбы".

В соответствии с приключенческим жанром в романе практически нет рефлексии, только обилие внешних событий. Любой внутренний монолог героя - это слова, обращенные к Богу. Недаром автор регулярно называет Корнея скитником (а не путешественником, например), постоянно подчеркивая его принадлежность скиту, оставленной общине; герой не потерявшийся в мире странник, ему есть, куда вернуться. Он постоянно пребывает в состоянии благодарности Богу, ежедневно молится, при необходимости может и исповедовать. В "Хождении к студеному морю" есть страницы, на которых Корней проповедует, в частности на пароходе "Арктика" во время спора с атеистом-механиком (в конце концов капитан вынужден пресечь эти разговоры); он тверд и последователен в своих убеждениях: "мы не раскольники. Мы как раз последователи неправленого Писания. Храним то, что изначально Христос людям завещал".

Внутренняя сила Корнея - в этой вере в Бога. Но она не абстрактна и подразумевает установку на доброту и справедливость людей; в его долгом путешествии - расчет не только на свои силы, но и на взаимопомощь, взаимовыручку. Именно такой настрой и создает ту здоровую и праведную атмосферу текста, которую так редко встретишь в современной прозе (а ведь, помимо языка, конечно, это едва ли не самое главное). Люди помогают Корнею, и он помогает им. Это норма. Те читатели, кому не чужда практика вольных путешествий, открытость и доверие пространству и людям, автостоп, в конце концов, знают об этом не понаслышке… Именно поэтому Корней говорит, что "ни одного злонамеренного человека не встретил": "Не устаю благодарить Вышняго: всегда приветистых, с открытой, чистой душой людей шлет". Капитан возьмет на пароход (Корней пробудет на нем 8 месяцев), летчик в самолет (да еще с нартой и собаками), милиционер даст денег и документ. Кстати, поначалу единственный документ, с которым Корней путешествует, - это справка об освобождении (еще одна темная страница биографии героя, единственное упоминание о заключении - "отбывая срок в Алданлаге, Корней не раз помогал врачу удалять зубы у заключенных"). Не забывая, что "Хождение к студеному морю" - продолжение серии о старообрядцах, автор в конце книги подводит своего героя к определенному выводу: "Проехав и пройдя по Крайнему Северу многие сотни километров, Корней с грустью понял, что истинно старообрядческих общин на Севере не сохранилось. Только старые книги напоминали об их присутствии в этих краях".

При предельной (для школьников) простоте изложения, лексика этой книги своеобразна и самобытна, поскольку включает обилие северных диалектизмов и слов из языков северных народностей, а также терминологию охотников и рыболовов (рухлядь, заструги, увал…). Многие не общеупотребимые слова обладают яркой внутренней формой, позволяющей догадаться об их значении, например "все в одежде из своедельщины". Выручает, конечно, и контекст. "Однажды путешественники чуть не прослезились от умиления, наблюдая, как пестун моет сеголетка". Все поняли, кто кого моет? Но предыдущее предложение выручает: "Встречались и медведи", - сразу понятно, что старший медведь моет (пестует) медвежонка. В тексте достаточно сносок, но они не всегда удачны: 'кумыс" можно было бы и не толковать, а вот перевод "лиимбэ - ленок" помогает мало. В редких случаях ("тарын (якут.) - наледь") есть указание на язык, с которого дан перевод, но чаще его, к сожалению, нет ("эрэ - беда").

При чтении не могла не отметить тематическое сходство многих страниц романа с недавно прочитанной "Вечной мерзлотой" Виктора Ремизова (кстати, возможно, лучшая книга этого года, настоятельно рекомендую), и время действия сходное - конец 40-начало 50-х. Ремизов описывает красоту и мощь Енисея, у Зиганшина - Лена (в частности, оба автора дают картины мощного ледохода на этих реках). В обеих книгах навигация, шторма, рыбалка и охота даны настолько подробно и достоверно, что не возникает сомнений, что авторы видели все своими глазами. В книге Зиганшина на форзацах есть нарисованные карты (которых так не хватало в книге Ремизова!), отражающие маршрут героя, с которыми постоянно сверяешься и которые по своей наглядности гораздо более информативны, чем черно-белые рисунки (все-таки это книга для подростков, и наличие картинок здесь объяснимо).

Книг о Севере и Сибири сейчас немного. Да, есть проза Михаила Тарковского, есть "Рымба" Александра Бушковского, есть книги Василия Авченко, но при сибирских и северных масштабах это, можно сказать, пунктирные описания. Тем ценнее и заметнее книга Камиля Зиганшина, по праву оказавшаяся, кстати, в длинном списке премии "Ясная Поляна".

В финале "Хождения к студеному морю" автором заявлена новая интрига - непонятна новая локация героя. Роман, можно сказать, остановлен почти механически, а гирлянду приключений можно продолжать удлинять почти бесконечно. Так что продолжение неизбежно.

Вернуться к списку рецензий